Как и почему переименовывают места и улицы в Канаде

На фоне перманентного украинского конфликта о переименовании мест и улиц, интересном выглядит недавнее решение канадского правительства переименовать комплекс зданий, в котором размещается офис премьер-министра. И на причину данного решения, возможно, стоит взглянуть и украинцам.

«Осознание, что здание носит это имя, столь тесно связанное с ужасом школ-интернатов», — сказал премьер-министр Трюдо, — «не соответствует нашему видению прочного партнерства с коренными народами Канады».

Я не поклонник красавца-премьера, но тут он стопроцентно прав. Каждый раз, когда мы что-то создаем или называем — мы выражаем себя, наше отношение к окружающему нас миру. Даже не станем упоминать ( как же, не станем, когда упоминаем!) такие понятные вещи, что “Черный квадрат” просто не мог появиться в эпоху Ренессанса, а после импрессионистов и Пикассо писать Монов с Лисами — наивное дилетантство, Это смена восприятия культуры. Было время, когда называть собак человеческими, то есть христианскими, именами считалось неприемлемо. Но это когда детей было много, а собаки служили. Сейчас, когда детей стало меньше, а собаки стали друзьями и питомцами, почти людьми, — почему бы и нет. Более того, если раньше назвать кого-то собакой, или собаку чьим-то именем считалось оскорблением, то сегодня, как например сделала моя дочь с ее барбосом Марли, назвать собаку в честь кого-то — самое обычное дело. Мы выражаем себя. А значит не все равно как, для кого и почему.

Чье имя канадцы собираются убрать с правительственного здания? Какого злодея? А вот и нет. Совсем не злодея, а самого, что ни наесть, отца канадской конфедерации, адвоката Гектора-Луи Ланжевена. По сути, героя. Который, наверняка, любил свою страну, раз он так старался ее создать.

Но Гектор-Луи был также и продуктом своего времени. Для него все лучшее, что человечество создало и имело заключалось в достижениях исключительно западной, христианской цивилизации. Многие из нас до сих пор в этом уверены, если честно. И, как добрый христианин и ответственный гражданин с общественной позицией, Ланжевен видел своей миссию вовлечение нецивилизованных, отсталых народов в орбиту христианской (по его определению наилучшей), западной цивилизации. Посредством организации так называемых residential schools. В принципе, это было и у нас в СССР, что называлось школами-интернатами, которые были в каждом городе. Идея простая, что там, что тут — если родители, по каким-то причинам, не в состоянии обеспечит своим детям уход или образование, как понимается нашей жутко продвинутой цивилизацией, то не лучше ли поместить этих несчастных детей в интернат, где их будут обучать согласно общепринятым стандартам и прививать общепринятую мораль?

Гектор-Луи Ланжевена стал руководителем департамента индийских дел в кабинете первого премьера Канады сэра Джона А. Макдональда и изложил свою позицию так: «Если вы оставите их (детей) в семье, они смогут научиться читать и писать, но они так и останутся дикарями, тогда как, отделив их от (привычной среды), они приобретут привычки и вкусы — можно надеяться, что только хорошие привычки и вкусы — цивилизованных людей».

К сожалению, все эти интернаты, что канадские, что советские, не очень хорошее место растить здоровое физически, эмоционально и психологически поколение. Оторванные от своей семьи, культуры, образа жизни и питания, дети, как правило страдали, что вызывало неудовольствие, а затем гнев и насилие со стороны их опекунов. Тебя, засранца, тащат в наилучшую западную, христианскую цивилизацию газет, заводов, пулеметов и приталенных пиджаков, а ты, мерзавец, маму зовешь? Десятилетия благих намерений политиков и церквей вели прямиком в ад для детей индейцев и инуитов. Калечились как тела, так и души. Хотя из самых лучших побуждений, ради самой высокой цели — приобщить низшие народы к высшей цивилизации.

История с интернатами до сих пор врезана в память коренных народов как культурных геноцид, как попытка убить в человеке его историю, его самосознание, его родственные связи, и вылепить нечто приемлемое для других. И насилие было слишком часто орудием воздействия на оторванных от всего, запуганных ребятишек.

Но что сказал, по сути, премьер Трюдо? Да, сэр Гектор-Луи Ланжевен действительно сделал много для Канады. И да, его намерения были чисты. Но глядя с высоты прошедших лет на некоторые результаты его деятельности, хотим ли мы ассоциировать себя с его именем, тем самым ассоциируя себя с его деятельностью, всей его деятельностью, которая для наших коренных народов сводится к их культурному уничтожению? Приемлемо ли для лидера всех канадцев иметь кабинет в здании имени того, чье имя не приемлет часть самих канадцев? И какие реальности отражают и выражают политики — прошлого или настоящего? Смогут ли доверять те, кто видит в Ланжевене отрицательную фигуру, тем, кто считает, что прошлое нельзя судить по меркам настоящего?

Но, дело тут не в суждении — это не объективный суд с адвокатами и обстоятельствами, — а в отношении, в выражении того, чем мы сами являемся в данный момент, что, по словам Трюдо, соответствует нашему видению . И тут все зависит от нас.

Источник